Вочеловечившийся, пришедний сверху, Я до сих пор только наполовину принял человека. Как в чужую стихию, Я вошел в человечность, но не погрузился в нее весь: одной рукою Я еще держусь за мое Небо, и еще
на поверхности волн мои глаза. Она же приказывает, чтобы Я принял человека всего: только тот человек, кто сказал: никогда не убью себя, никогда сам не уйду из жизни. А бич? А проклятые рубцы на спице? А гордость?
Неточные совпадения
Это, как я теперь увидел, буруны бешено плещутся в берег; увидел и узкость: надо проходить под боком отвесного утеса, чтобы избежать гряды видных
на поверхности камней, защищающих вход от
волн с океана.
Когда пенистая
волна накрывала легкое суденышко с носа, казалось, что вот-вот море поглотит его совсем, но вода скатывалась с палубы, миноносец всплывал
на поверхность и упрямо шел вперед.
В барской усадьбе живет старый генерал Павел Петрович Утробин; в новом домике, напротив, — хозяйствует Антошка кабатчик, Антошка прасол, Антошка закладчик, словом, Антошка — homo novus, [новый человек (лат.)] выброшенный
волнами современной русской цивилизации
на поверхность житейского моря.
Когда поднимался ветер, то
на поверхности озера вздувались и бежали, будто торопясь, мелкие, короткие
волны, а листья ветел вдруг подергивались серебристой сединой.
Поверхность Оки,
на которой во всю ночь отражался, словно в зеркале, полный месяц и небо с бегающими по нем облаками, покрылась
на заре мелкой, чешуйчатой рябью; каждая из этих маленьких
волн, бежавших в упор ветру, почти видимо вырастала.
Поверхность ее была темна, не видно было даже «цвету», только кой-где мерцали, растягивались и тотчас исчезали
на бегущих струях дрожащие отражения звезд, да порой игривая
волна вскакивала
на берег и бежала к нам, сверкая в темноте пеной, точно животное, которое резвится, пробегая мимо человека…
Этого уж никак не следовало делать! Спаси бог, будучи в море, предупреждать события или радоваться успеху, не дойдя до берега. И старая таинственная примета тотчас же оправдалась
на Ване Андруцаки. Он уже видел не более как в полуаршине от
поверхности воды острую, утлую костистую морду и, сдерживая бурное трепетание сердца, уже готовился подвести ее к борту, как вдруг… могучий хвост рыбы плеснул сверх
волны, и белуга стремительно понеслась вниз, увлекая за собою веревку и крючки.
Формалисты довольствуются тем, что выплыли в море, качаются
на поверхности его, не плывут никуда, и оканчивают тем, что обхватываются льдом, не замечая того; наружно для них те же стремящиеся прозрачные
волны — но в самом деле это мертвый лед, укравший очертания движения, живая струя замерла сталактитом, все окоченело.
Смотря с берега
на зеркальную
поверхность моря, можно дивиться робости пловцов; спокойствие
волн заставляет забывать их глубину и жадность, — они кажутся хрусталем или льдом.
Был штиль, морская
волна тяжело всплескивала; весла лишь
на мгновение колыхали ее
поверхность, ленивую, как сытая кошка. Аян неторопливо удалялся от шхуны. Шлюпка, тяжеловатая
на ходу, двигалась замирающими толчками.
Когда я
на почтовой тройке подъехал к перевозу, уже вечерело. Свежий, резкий ветер рябил
поверхность широкой реки и плескал в обрывистый берег крутым прибоем. Заслышав еще издали почтовый колокольчик, перевозчики остановили «плашкот» и дождались нас. Затормозили колеса, спустили телегу, отвязали «чалки».
Волны ударили в дощатые бока плашкота, рулевой круто повернул колесо, и берег стал тихо удаляться от нас, точно отбрасываемый ударявшею в него зыбью.
Я посмотрел в том же направлении. По широкой водной
поверхности расходилась темными полосами частая зыбь.
Волны были темны и мутны, и над ними носились, описывая беспокойные круги, большие белые птицы вроде чаек, то и дело падавшие
на реку и подымавшиеся вновь с жалобно-хищным криком.
Я же громко изъявляю сожаление, что
на озере нет таких высоких
волн, как Каменная Могила, и пугаю своим криком мартынов, мелькающих белыми пятнами
на синей
поверхности озера.
Но тогда со всей силой поднимается вопрос о самостоятельном смысле множественного и относительного, об его, природе и происхождении: каким образом возникают вся эта пена,
волны и зыбь
на поверхности Абсолютного?
Бушевавшее
на всем видимом пространстве море представлялось глазам пенистой, взрытой, холмистой
поверхностью бешено несущихся
волн и разбивающихся одна о другую своими седыми верхушками.
Так, прыгая с материка
на материк, добрался я до самой серой воды, и маленькие плоские наплывы ее показались мне в этот раз огромными первозданными
волнами, и тихий плеск ее — грохотом и ревом прибоя;
на чистой
поверхности песка я начертил чистое имя Елена, и маленькие буквы имели вид гигантских иероглифов, взывали громко к пустыне неба, моря и земли.